|
В полночь Х (икс) сидел на крыльце дачного домика и думал, что сегодня, в три часа пополудни, на ярком под солнцем снегу, его жизнь замерла, покачнулась и приняла какое-то новое направление. Он всегда был спокойным и дружелюбным человеком и не мог примириться с тем, как захлёстывали его поочерёдно волны гнева, ненависти и отвращения.
Его старый друг Y (игрек), пять недель назад овдовевший, сидел неподалёку, закутавшись в свитера и куртки. Оба они смотрели, как замерзает озеро, мертвенно-бледное в лунном свете. В доме гудела печка, разбрасывая тусклые красные блики по полутёмной комнате.
Там была Z (зет), сладко спала, укрывшись одеялами с головой. Уже четыре месяца они женаты. Он во всех подробностях помнит ощущение её присутствия, её запах, сонный шёпот приветствия. Странно, что её не будит шум замерзающего озера.
Температура всё падала. Озеро трещало, грохотало, что-то выкрикивало, словно команды. Будто чудовище ворочалось под луной.
- Сколько сейчас градусов, как ты думаешь, Х?- изо рта Y вырвалась бледная струйка пара.
- Не меньше двадцати,- глухо ответил Х.
Вот что особенно противно - грязь и убожество ситуации. Как в дешёвом романе. Вечный треугольник со всеми подробностями.
Да, но Z не вмещается в эту схему. Нет, не Z! В ней всегда была какая-то отчаянная честность. Он верил ей так безоговорочно, потому что не только видел, но и чувствовал эту честность. И что же, всё это была ложь?
Озеро зарычало и издало звук, похожий на выстрел. Х вспомнил, как в четверг они планировали эти выходные. Z взяла его за руку и сказала: "Милый, давай позовём с собой Y. Ему так одиноко, он ещё не оправился..."
Предательница! Интересно, давно ли она дурачит его. Он подумал, а не было ли ещё... других, и сделалось совсем тошно.
- Наверное, все другие дачи пусты,- сказал Y.- Что за странная ночь!
- Очень странная,Y.
"Самая странная в моей жизни,- подумал он.- Роковая. Всё, всё нужно пересмотреть, переоценить, взвесить.
Следовало бы знать, каковы люди. Все, даже Z..."
- Похоже на лунный ландшафт, правда?
-Похоже,- он вспомнил, как они с Z подшучивали над внешней привлекательностью Y, и как Z сказала, что никогда бы не доверилась такому красавцу.
Дни веселья. Но что теперь? Что делать дальше? Сказать им всё напрямую? Нет, это для слабаков - слишком прилично, слишком цивилизованно. Злоба, клокочущая в горле, требовала чего-то большего. Он испугался самого себя.
Если бы только можно было не поверить собственным глазам!
* * * * * * *
...Крепнущий мороз согнал большинство лыжников с холмов в турбазу, в бар, где было вдоволь горячего чая и не только чая.
Он, Z и Y были на дальней стороне склона, изборождённого лыжными трассами. Сцена впечаталась в сознание, как вытравленная кислотой.
Он потерял их и спускался, как обычно, поворотами с упором. Холод кусал губы, пощипывал ноздри. Он повернул так резко, что его выбросило спиной вперёд, и он потерял ритм. Тогда он решил перейти к опушке леса, чтобы оттуда закончить спуск. Пройдя немного вверх под углом к трассе, он вдруг заметил их ниже, во впадине, не больше, чем в тридцати метрах. Неподвижные нарядные фигурки на белом снегу. Y стоял спиной в полоборота, и по напряжённому положению её головы Х понял, что губы их соединены. Y рукой в перчатке придерживал её затылок.
Х долго недоверчиво смотрел на них, а потом повернулся, согнулся, направил лыжи вниз, и весь путь до дачи промчался самым отчаянным за всю свою короткую лыжную карьеру образом. Неожиданные горячие слёзы скапливались за широкими лыжными очками, текли по щекам, и ветер быстро студил их.
Они отсутствовали недолго и появились всего через десять минут, весело отряхиваясь, топая ногами, хлопая руками и бессовестно улыбаясь ему прямо в глаза. Он ничего не сумел им сказать и попробовал напиться. Столько раз опрокидывал по стаканчику, что Z стала как-то странно к нему приглядываться. Но спиртное не помогло, лишь губы онемели ещё больше.
Z взяла его за руку и прошептала:
- Тебе нехорошо, милый?
- Мне - прекрасно. Блеск.
- А мне показалось, что ты какой-то... понурый.
Теперь Х усматривал какую-то мрачную иронию в том, что в этом же домике они провели длинные сладкие дни их незабываемого медового августа.
Втроём они сидели на крылечке, пока Z не заявила, что пойдёт ложиться спать. Он заметил, что она погладила Y по плечу прежде, чем подойти к нему, Х, поцеловать его на ночь. На морозе губы её были особенно тёплыми, мягкими, сонными.
Теперь она спит. И видит сны. Y?
- Q здесь бы понравилось. Она любила безумные ландшафты и странные места,- тихо проговорил Y.
Лишь недавно он смог говорить о покойной жене. Х вспомнил, как втайне обрадовался, когда Y впервые после похорон упомянул её имя. Обрадовался как знаку, что Y привыкает к утрате. Нынче же он лишь усмехнулся про себя. Потому что знал, что для Y говорить о Q - это способ усыпить подозрения некоего Х, обманутого мужа.
- А можно по этому льду ходить? - спросил Y.
- Можно даже ездить,- отсутствующе ответил Х.
Y встал. Уши лыжной шапочки опущены, руки в варежках засунуты в карманы так, что локти оттопыриваются.
- Я хочу погулять по этой грохочущей корке. Бредовая идея, правда? Пошли вместе?
- Нет уж, спасибо. Я отсюда на тебя посмотрю.
Он слышал, как Y крякнул, поскользнувшись на ступеньках. Недавний ветер начисто смёл снег со льда.
Х сидел и смотрел на тёмную в лунном свете фигуру. Ненависть была словно дорожный указатель. Огромный указатель, остриём направленный на медленно бредущего человека. "Я должен верить, что ты сейчас вспоминаешь Q,- подумал Х.- Ты, мой товарищ, мой верный друг."
И он вспомнил другой день, летний. Они стреляли на меткость с этого крыльца, опершись на перила. В воздухе танцевала консервная банка. Точное попадание. Банка исчезает из виду. Они опять привезли ружьё. Z любит стрелять. И сейчас оно стоит неподалёку, под козырьком у двери. Он взял его и снова уселся.
Пристроился поудобнее. Снял перчатку с правой руки. Казалось, что металл ружья излучает холод, как космическое пространство.
Затвор тихо скользнул вперёд и вниз. Примерно девяносто - сто метров. Нетрудный выстрел, и луна светит удачно. У ружья есть оптический прицел. Тяжёлое дыхание покрывало металл белым налётом. Он прижался щекой к стволу и навёл мушку точно на середину спины Y.
Палец на спусковом крючке. Озеро снова затрещало, словно близкая артиллерийская канонада.
Z выстрела не услышит. Левее есть слабый лёд, воздушный пузырь, затянувшийся совсем недавно.
Он изготовился и слегка нажал на курок.
И вдруг понял, что не сможет завершить движение. Не сможет выстрелить. Не сможет убить. Не сможет, если даже застанет их в последней степени близости. Губы его свело от презрения к собственной слабохарактерности.
И тут Y скрылся из виду.
На секунду Х почудилось, что он выстрелил. Но на льду не было тёмного пятна тючком. Лишь дыра, да хриплый испуганный крик. Слабый, продлённый эхом крик ночного кошмара.
"Так лучше!- сказал голос на задворках сознания.- Ты уснул на крыльце, он пошёл прогуляться и ступил на тонкий лёд над воздушной ямой. Он умрёт через минуту."
Ствол ружья примёрз к щеке. Он едва почувствовал боль, отдирая его, свалился вниз по ступенькам, покатился по льду, поднялся, побежал, частью сознания всё ещё сидя на крыльце, ожидая, прислушиваясь к угасающим крикам.
Он бежал отчаянно и слишком быстро. Приближаясь к полынье, он даже успел подумать, что не сможет остановиться и тоже провалится. Тогда он лёг на живот, подполз и протянул Y ружьё. Тот ухватился, и Х изо всех сил пополз назад. Когда он вытянул Y на край прочного льда, ноги того всё ещё бешено колотили по чёрной воде, которая мгновенно схватывалась на одежде в блестящую хрустящую корку.
Он поставил Y на подгибающиеся ноги и подхватил под мышки. Они пошли. "Как выяснилось,- спокойно и безнадёжно подумал Х.- Я не могу убить ни действием, ни бездействием. Мне придётся её отдать."
Он втащил Y в дом и посадил как можно ближе к огню. Резко потряс Z за плечо: "Помоги мне! Быстро! Y упал в полынью."
Она тут же проснулась. Вместе они с трудом, слой за слоем, стащили непослушную оледеневшую одежду. Х подбросил дров в печку, выбирая более тонкие поленья, которые дают тепло быстрей и больше. Они раздели его донага. Х подтащил кушетку ближе к печке, изо всех сил растёр Y большим полотенцем. Z открыла бутылку, нашла стаканы и придержала Y голову, пока он пил, стуча зубами о край. Как только водка подействовала, дрожь улеглась.
Потом Х помог Y натянуть две пары привезённго с собой шерстяного белья, предварительно согрев его у печки. Они дали ему ещё два раза водки, завернули в тёплые одеяла и сели рядом.
- Спасибо, ребята,- слабо сказал Y прежде, чем провалиться в сон.
- Как близко и как страшно!- проговорила Z.
- Да, она была близко,- безжизненно отозвался Х. Z грела руки у печки.
Огонь играл в волосах, на щеках, на лбу. Она повернулась к нему, присматриваясь:
- А что случилось с твоим лицом, милый?
Он механически поднял руку к щеке.
- Это? А-а, это я дурачился с ружьём, и металл пристыл к коже.
- Дай, полечу. Я думаю, масло поможет. Это похоже на ожог. Тебе следовало позвать Y на помощь.
- Что ты имеешь в виду?
Она обернулась с порога. Глядя на неё, он думал, что слабость, не позволившая убить Y, не даст ему ненавидеть её. Он попался, он пленник.
- Совсем забыла сказать тебе, милый. Сегодня днём на склоне я, как нескладёха, прижалась губами к кончику лыжной палки, и он точно так же прилип. Y подошёл, тут же поставил диагноз и дышал на палку, пока она не согрелась, так что мне не пришлось отрывать полрта вместе с нею.
Она ушла и вернулась с маслом, растопила его у огня и нежно втёрла в пораненную щёку.
- Это что за странное выражение лица?- медленно проговорила Z, сидя перед Х на корточках.
Х улыбнулся, изо всех сил сдерживая резь в глазах, и ответил:
- Любовь.
Константин Мокляк
|
|
