|
Баргельд жил на склоне холма. Его древний каменный дом был единственным строением на этом холме. Холм с незапамятных времён зарос лесом, а у его подножья распласталась деревня. Баргельд и его пёс, породу которого жители деревни называли «двор-терьер», каждое утро бродили вместе по холмам, а к вечеру спускались в деревню, чтобы спеть людям песни, которые пели утром птицы. Была у Баргельда старая лютня с серебряными струнами, с которой он никогда не расставался, а пёс его, которого, кстати, звали Флип, если мелодия оказывалась очень уж протяжной, иногда подпевал хозяину вполголоса. Уши у него были обширные и, когда Флип мчался по лугу, хлопали, как крылья. Соседи, наблюдая за этой сценой, говорили: «Вот опять Баргельдова бабочка летит!»
Каждый вечер Баргельд, Флип и лютня прибывали в трактир, где собирался весь честной народ. Баргельд снимал свой плащ, подсаживался поближе к огню и начинал настраивать лютню, а Флип ложился возле камина и его громадные шерстяные уши расстилались по полу. Если на них случайно наступал кто-нибудь из посетителей, Флип душераздирающе вздыхал и глядел своими огромными глазами так, что неосторожный посетитель начинал извиняться.
Баргельдовы песни в трактире любили. Всегда приятно вечером у горящего камина послушать про древние дни, эльфов, гномов, драконов и рыцарей. Говорили, что Баргельд поёт только о том, что сам видел. Может, так оно и было на самом деле, раз об этом все говорили, только всё равно никто в это по-настоящему не верил.
Как-то раз рыл Баргельд себе погреб. Подвал, то есть. Жил-то ведь он на холме, значит, было куда ход копать. Рыл-рыл и докопался до каменного коридора внутри холма. По идее, подземелья во всех сказках сырые и холодные, однако же, нет, этот коридор был сухой и теплый. Баргельд пошел по нему и попал в огромный каменный зал. Узорный свод поддерживали витые колоны. Везде, куда взгляд ни кинь, были разложены книги. Странные книги: на вид древние-предревние, пылью веков покрытые, а откроешь - листы-то в них чистые! Чистые, а зачитанные: уголки страниц миллионами рук истерты. Баргельд сразу понял, что миллионами, как только на них посмотрел. Только почему в них ничего не написано, если их столько народу читало? И как читали, если ничего не написано?
Долго Баргельд над ними бился: наверх вытаскивал, на свет просматривал, и через лунный свет, и через солнечный. Так до него и не дошло. А потом он в каменном зале наткнулся на мешочек со странными штуковинами. Они были маленькие, блестящие, со множеством лучей - маленькие звёздочки. Из чего они были сделаны, Баргельд не знал. Похоже вроде на серебро, но в чем была разница, Баргельд не смог бы сказать, хотя отлично её чувствовал. Когда он клал их на ладонь, звездочки начинали тихонько петь, как будто шепотом, с тонким хрустальным звоном. Баргельд носил с собой целую горсть и, когда опускал руку в карман, звездочки принимались звенеть, а люди вокруг - удивлённо оглядываться. Однажды Баргельд сидел в каменном зале над раскрытой книгой, пытаясь найти объяснение этой странной библиотеке с чистыми листами, а в руках вертел звёздочку. И так задумался, что звездочка выскользнула из пальцев и упала на страницу. Хрустальный звон разнесся по залу, а над страницей поднялось светлое облако серебристых искр, выровнялось и повисло в воздухе, как зеркало. Баргельд сидел и с замиранием сердца смотрел в него. В зеркале отразился океан, над которым летели огромные птицы. Ему казалось, что он летит вместе с ними, ветер свистел в ушах. А внизу был остров. Странный остров, Баргельд никогда прежде таких не видел. У острова были очертания пятиконечной заезды. Прибрежные города, корабли в гаванях. Зеленые леса. Чайки с криками носятся над водой. А посреди острова возвышалась зелёная гора. Птицы стали снижаться. Баргельд разглядел множество людей в светлых одеждах, сходящихся на вершину горы. Люди молчали, но радость жила в их глазах, и Баргельд спросил себя: почему они не поют? Но они пели: каждый пел в своём сердце. Зеркало вдруг задрожало и померкло, а потом и вовсе растаяло в воздухе. Баргельд перевернул страницу и бросил другую звёздочку. Она, как и первая, расплескалась в воздухе серебристым облаком. В облаке поплыли часто меняющиеся образы. Теперь, наконец, он понял, как читаются эти книги, и почему было столько желающих их прочесть. Как приклеенный, Баргельд сидел в зале и читал одну страницу за другой. Наступил вечер. Флип, который целый день носился по полям, пришел домой и обнаружил, что есть нечего. Хозяина в доме также не наблюдалось. Горестно махая ушами, Флип облазил весь дом, но не нашел ни того, ни другого. След привёл его в зал с колоннами, где Баргельд, забыв обо всём, листал страницы. Флип потянул его зубами за штанину, но Баргельд даже не отвёл взгляда от зеркала. Флип дёрнул за рукав, потом подождал немного и стал громко ругаться. Наконец, он встал на задние лапы, а передние положил Баргельду на колено и посмотрел ему в глаза голодным-голодным взглядом. Баргельд на голодность взгляда внимание не обратил, но сгрёб Флипа в охапку, и они принялись смотреть вдвоём. Поверьте мне на слово, там было на что посмотреть. Флип сразу же забыл и про претензии к хозяину, и про ужин.
Целыми днями они на пару просиживали в подземном зале. Баргельдова лютня на стене покрылась пылью. Жители деревни, соскучившись по его занятным вечерним историям, стали приходить к нему и звать, но чаще всего заставали пустой дом, закрытый изнутри.
А сам Баргельд, переворачивая чистые листы, был счастлив.Он сидел и смотрел на мир, видел рождение и гибель Нуменора, отплытие кораблей, цветущий Лориэн, битву на Пеленнорской равнине, видел ристанийских конников, видел, как входит в устье Андуина умбарский флот с черными парусами и как поднимается на кораблях знамя Гондора с Белым Древом, короной и семью звёздами. А однажды он увидел хребет Мглистых Гор в холодный предрассветный час и, чуть дыша, ждал, когда взойдёт Солнце. И когда лучи Солнца пробились из-за тёмных горных вершин, солнечный ветер хлынул сквозь его сердце и он понял, что поёт. Слова были незнакомые, на языке, которого Баргельд никогда не слышал, а мелодия звенела в воздухе серебряными колокольчиками. Когда зеркало растаяло, Баргельд перевернул страницу в надежде услышать продолжение, но...звёзд больше не было. Не таким уж и большим оказался мешочек. Баргельд искал везде, но так и не нашёл больше ни одной. А мелодия всё ещё звенела под сводчатым потолком... или, может быть, в его сердце? Тогда Баргельд схватил свою лютню и попытался повторить её, чтобы хоть что-нибудь осталось от прекрасного видения. Он повторил песню слово в слово до того места, где остановился, но конца он не слышал, а придумать его сам не мог. Он пытался это сделать много раз, но результат ему никогда не нравился, хотя птицы, прилетавшие к нему на подоконник, были в восторге и просили сыграть ещё.
Баргельд с того самого дня снова стал ходить в трактир, но песни он теперь пел совсем другие. Что-то было в них странное, чего жители деревни не понимали и не одобряли. Они не находили в них ничего занятного, а величия простоты не понимали.
Последней Баргельд всегда пел ту самую незаконченную песню на незнакомом языке, но никому в трактире она не пришлась по душе, а раз песни не нравятся, то и барда не кормят. Хотя Баргельда это мало заботило, он день и ночь был занят тем, как закончить песню.
Однажды ему приснился менестрель в серебристо-сером плаще. Он играл на лютне и пел, и песня была та самая! Он пропел её всю, от начала до конца, и Баргельд воскликнул:
- Подожди, я не успел её запомнить!
- Ничего, - засмеялся менестрель, - это не последняя твоя песня. Это только самое начало.
- Разве это моя песня? Она ведь была в книге?
- Скорее, она была в тебе. Как знать, может быть, ты тоже был в книге.
- Но почему тогда я не знаю как она заканчивается?
- Ты вспомнишь. Ты просто забыл.
- Но ты ведь споёшь её мне?
- Разумеется, я спою её тебе, но только тогда, когда ты споёшь её мне. Твой путь только начинается.
- Мы встретимся ещё?
- Конечно, как только ты достигнешь Ворот.
- Скажи хотя бы, как твоё имя?
- Гэлдор. Счастливой дороги тебе, Баргельд. До встречи.
И Гэлдор растаял в воздухе, как в зеркале.
А Баргельд с тех пор ходит по дорогам и поёт о том, что видел в книгах. Он поёт свои песни всем , кого встречает в пути, а с ним всегда Флип и старая лютня с серебристыми струнами. Он ищет тех, кто понял бы эти песни, а может быть, он ищет Гэлдора.
Если встретите его в пути, не прогоняйте. Лучше дайте кусок хлеба и глоток воды. Он споёт и вам. Споёт правду, похожую на сказку. Кто знает, может быть, это и ваша сказка?
29.06.98. Лена Ромашкина
|
|
